
Хоакин Соролья. Бег вдоль пляжа, Валенсия, 1908. Холст, масло, 90 х 166,5 см. Museo de Bellas Artes de Asturias, Oviedo, коллекция Pedro Masaveu.
18 марта в Лондонской национальной галерее с большой помпой открылась выставка Хоакина Сорольи (Joaquín Sorolla y Bastida) - "Sorolla: Spanish Master of Light". Испанский импрессионист известен прежде всего сценами на пляжах его родной Валенсии. Но для первой большой выставки этого живописца в Лондонской национальной галерее из его наследия были отобраны разные по тематике и стилям работы. В концепции выставки не было ничего необычного, более того - она достаточно традиционна. В шести залах - около 70-ти картин из музеев и частных коллекций от начала до завершения творческого пути по группам: семья, истоки и традиции в творчестве, разные жанры и темы. Тем не менее, отклики в прессе меня изрядно повеселили, а местами и озадачили, чем, собственно, мне и хотелось бы с вами поделиться.
На официальном открытии присутствовали принц Чарльз и королева Летисия, поэтому сверх работ, отобранных для выставки, был установлен на мольберте "Портрет принцессы Беатрис Баттенберг" из Лондонской национальной портретной галереи: показать королеве-консорту, как выглядит на портрете работы Хоакина Сорольи прапрабабка её венценосного супруга - короля Филиппа VI.



Принцесса Беатрис Баттенберг, 1908. Холст, масло, 128,9 х 97,5 см. The National Portrait Gallery, Лондон
Начало экспозиции - знакомство с семьёй художника. Портреты жены Клотильды и трёх своих детей Хоакин Соролья писал на протяжении всей жизни, они были самыми популярными моделями его холстов. Поэтому и в других залах, а также не только на портретах, но и в сценах на пляже или в саду дочери Мария и Елена и сын Хоакин встретятся ещё не раз.

Сеньора де Соролья, 1906. Холст, масло, 186,7 х 118,7 см. Музей Метрополитен, Нью-Йорк
Семьёй Соролья дорожил и, в отличие от многих других художников, вёл образ жизни добропорядочного буржуа: много работал, отдыхал вместе с семьёй, не посещал кабаре и ночных кафе, по примеру французских импрессионистов, не писал девиц из варьете - в его биографии совершенно нечем поживиться любителям скандальных хроник. Возможно, причиной стало раннее сиротство художника: его с двухлетнего возраста вместе с младшей сестрой воспитывала сестра матери, их родители умерли от холеры. Тётка с самого начала разглядела у племянника способности к рисованию и, как могла, способствовала их развитию. Но жили они небогато, и Хоакину пришлось с 13 лет пойти работать в фотоателье - помогал фотографу выставлять свет. Многие биографы справедливо считают, что это больше всего повлияло на его живопись в дальнейшем. Тогда же он познакомился с дочерью фотографа, на которой и женился в 1888 году. К этому времени 25-летний художник уже успел выучиться, получить грант на 4-летнюю стажировку в Италии и осуществить её, а также съездить в 1885 году в Париж для знакомства с новейшими течениями в живописи.

Мои дети, 1904. Холст, масло, 160,5х230,5 см. Museo Sorolla, Мадрид
Благодаря трудолюбию, виртуозному мастерству и удаче Соролья смог довольно рано построить для своей семьи в Мадриде дом с мастерской и прекрасным садом. Последние три года жизни после инсульта в 1920 году художник работать уже не мог. Клотильда после его ухода из жизни в 1923 году передала в дар государству все картины, оставшиеся в доме, а сам дом стал музеем. Сын Хоакин был его первым директором. А нынешняя выставка в Лондоне построена в значительной степени на экспонатах Музея Сорольи в Мадриде и с помощью правнучки художника Бланки Понс-Сорольи - куратора-консультанта этой выставки.

Хоакин Соролья Гарсиа, 1917. Холст, масло, 125,5 × 81,5 см. Museo Sorolla, Mадрид
Семейной легенде положено иметь свой символ: таким символом у семьи Соролья был розовый куст в саду у дома, который зачах после смерти художника и окончательно засох после ухода из жизни Клотильды.

Розовый куст у дома Сорольи, 1918-19. Museo Sorolla, Мадрид
Такая идеальная биография скорее всего покажется невероятно скучной нынешней публике, поэтому, по выражению обозревателя The Guardian Лоры Камминг (Laura Cumming), в Лондонской национальной галерее "предприняли решительную попытку заглянуть на тёмную сторону" творчества "испанского мастера света".

Автопортрет, 1904. 66 х100,6 см. Museo Sorolla, Maдрид
Нужно отметить, что, приехав во Францию знакомиться с новейшими течениями в живописи, Соролья отдал предпочтение не мимолётным "впечатлениям" импрессионистов, а социально-заострённым сюжетам Адольфа Менцеля и Жюля Бастьен-Лепажа, с картинами которых он познакомился на парижских выставках. Первые картины Сорольи, которые обрели международную известность и сразу же были куплены, написаны под явным воздействием этих художников, разве что ещё более назидательны.
"Другая Маргарита" (в смысле - ещё одна, после гётевской из "Фауста", убийца своего ребёнка) получила золотую медаль на Национальной выставке в Мадриде, затем первый приз на Международной выставке в Чикаго, после чего была куплена и подарена университету Вашингтона в Сент-Луисе.

Другая Маргарита, 1892. Холст, масло, 129,5 х 198,1 см. Mildred Lane Kemper Art Museum, Сент-Луис
В той же живописной традиции и ещё более нравоучительны, но, может быть, несколько светлее по колориту две другие работы из этого раздела выставки: сцена морского купания мальчиков с наследственным сифилисом и полиомиелитом и несчастный случай с рыбаком.

Печальная наследственность, 1899. Холст, масло, 210 х 285 см. Фонд Bancaja, Валенсия

И они всё ещё говорят, что рыба дорогая! 1894, 151,5 х 204 см. Музей Прадо, Мадрид
"Печальная наследственность" получила Гран-при на Всемирной выставке в Париже в 1900 году. Соролья удостоился также почётной медали, рыцарства в Почётном легионе и членства в Парижской, Лиссабонской и Валенсийской Академиях. Он стал знаменит и любим публикой.
В следующем зале представлены работы, которыми кураторы задумали подчеркнуть в творчестве Сорольи связь с испанской живописной традицией. Куратор выставки в Лондонской национальной галерее Кристофер Риопель (Christopher Riopelle) уготовил Соролье важное место в череде испанских живописцев: между Гойей и испанцами, которые стали в авангарде европейского модернизма - Пикассо и Дали. Но необходимо было не только подчеркнуть глубинную связь Сорольи с художественной традицией Испании, а и оттенить её ноткой , так сказать, затаённого противостояния испанских художников закоснелым этическим нормам испанского католицизма. Соролья любил писать жену и детей, переодевая их под персонажей с портретов Гойи и Веласкеса, но обнажённая в духе "Венеры" Веласкеса или "Обнажённой махи" Гойи у него одна, как и у них. Откровенная эротичность этой картины в аляповатой позолоченной раме плохо сочетается с трогательным сюжетом и замечательной живописью картины на соседней стене, хотя модель для них одна и та же - жена художника Клотильда.

Двусмысленность такого соседства, вероятно, очень повлияла на обозревателей английской прессы, и они довольно жёстко высмеяли "Обнажённую", несмотря на все потуги Кристофера Риопеля воспеть её живописные достоинства и приблизить её к знаменитой Rokeby Venus Веласкеса - шедевру из коллекции Лондонской национальной галереи.

Обнажённая, 1902. Холст, масло,106 х 186 см. Частная коллекция
Уже упомянутая Лора Камминг, обозреватель The Guardian, назвала эту картину кукольно-розовым пастишем (подражанием) и худшим среди подражаний Сорольи Веласкесу и Гойе, потому что выглядит так, словно написана помадой и жирным гримом.
Джонатан Джоунс Jonathan Jones, обозреватель The Observer, высказался ещё резче:"Он не мог сделать ничего лучшего в знойный полдень, когда был близок к получению солнечного удара, чем заставить свою жену позировать обнажённой на жутком розовом атласе."
Помада и грим в качестве материалов живописи способны, конечно, только испортить холст, особенно, если это стилизация "Венеры" Веласкеса. Но если оставить в покое Веласкеса, от которого здесь ни композиции, ни колорита, ни живописной манеры не найти даже с лупой, и не пытаться связать эту обнажённую женскую натуру с испанской живописной традицией, а снова вспомнить о работе Сорольи в фотоателье своего будущего тестя, то всплывут (в памяти или в Гугле) игривые испанские фотографии начала 20 века. Вот этот пупсик, к примеру, очень напоминает позой розовую куколку Сорольи – только развернуть к публике призывным задом и раскрасить теми самыми помадой и гримом, здесь они будут вполне уместны.

Но вернёмся к картине на соседней стене этого зала.

Мать, 1895-1900. Холст, масло, 125 х 169 см. Museo Sorolla, Mадрид
Художник написал жену и свою младшую дочь Елену, только появившуюся на свет, в 1895 году, а через пять лет переписал белые простыни и подушки, добавив жемчужных оттенков в это торжество белого цвета. Нежнейшие валёры, оттенки белого, гораздо больше роднят его с живописными достижениями Веласкеса, чем неудачная "ню".
Совершенно импрессионистической: полной света, воздуха и ярких рефлексов - выглядит картина "Починка паруса", которую называют ещё "Шитьё паруса". При всей близости к живописи импрессионистов в манере Сорольи - здесь и в дальнейшем - отмечают, что он писал широкой кистью, тогда как французские мэтры предпочитали мелкие дробные мазки. Возможно, это следствие того, что Соролья обратился к экспериментам со светом значительно позже и не попал под непосредственное влияние импрессионистов. Его живопись даже относят к региональному направлению - "валенсианский люминизм", чтобы подчеркнуть разницу.

Починка (шитьё) паруса, 1896. Холст, масло, 222 х 300 см. Galleria Internazionale d'Arte Moderna di Ca' Pesaro, Венеция
Определив для себя свой собственный путь в живописи, Соролья стал совершенствовать своё мастерство, набивая руку на пленэрной живописи и нарабатывая свои чисто ремесленные приёмы. Лора Камминг с удовольствием перечисляет их, говоря о том, что быстрая кисть Сорольи действовала в соответствии с практическим подходом и, можно сказать, с определённой формулой - то есть "по расчёту", а не

Возвращение с рыбалки, около1894. Холст, масло, 265 х 403,5 см. Musée d'Orsay, Париж

Рыбак, 1904. Холст, масло, 76 х 106 см. Частная коллекция

Полдень на пляже в Валенсии, 1904. Частная коллекция
В "Полдне на пляже" сильнее всего ощутимо влияние фотографии на живопись Сорольи. Писал он с натуры, но к воспоминаниям о работе в фотоателье добавились впечатления от фотографий современников. Кадровые композиции, столь свойственные и импрессионистам, вытесняют в конце концов постановочные "театральные" мизансцены в его картинах.

Клотильда и Елена на скалах, Хавеа. Jávea. 90 x 125 см

Снимок, 1906. Холст, масло, 62 × 93,50 см. Museo Sorolla, Мадрид

После купания. Розовое платье, 1916. Холст, масло, 208 х 126,5 см. Museo Sorolla, Мадрид
Уже цитированный Джонатан Джоунс совершенно справедливо отмечает, что Хоакин Соролья больше движим в своём творчестве чувствами, чем разумом , что он - сенсуалист, а не мыслитель. Развивая свою мысль дальше, обозреватель пытается найти двусмысленность в изображении обнажённых мальчишек на пляже, старательно напоминает, что вскоре после написания этой картины Томас Манн написал "Смерть в Венеции", упоминает также Луиса Бунюэля с его "борьбой против устаревших католических шаблонов" и прочий назревающий сюрреализм и взрыв подсознания - в общем навязчиво подталкивает нас к тому, чтобы увидеть в этих мальчишках то, чего, совершенно однозначно, не видел в них художник.

Мальчики на пляже, 1909. Холст, масло, 118 х 185 см. Музей Прадо, Мадрид
Джоунс ещё и язвит в адрес каталога выставки, в котором без иронии (!) комментируют, что
художник "исследует текстуру мокрой кожи". На его взгляд, бессознательная подверженность чувствам делает Соролью рабом зрения и приводит к "откровенно смущающим результатам". Без всякого смущения обозреватель заявляет, что даже предпосылки к будущему сюрреализму в живописи Сорольи - следствие его собственной неосознанности в творчестве и что только благодаря способности искусства приводить нас не туда, куда мы намеревались идти (лихо сказано!), и приходишь в результате плутания по садовой тропинке ("прихотливой дорожке сада") в "неоднозначно чувственное место". Оставим обозревателя в смущении неоднозначных чувств там, куда он забрёл, и обратимся к пейзажам Сорольи. Это виды известных мест Испании, а также сцены в саду его дома.

Собор в Бургосе под снегом, 1910. Холст, масло, 104,5 х 82,5 см. Museo Sorolla, Мадрид

Солнечный полдень в Севильском Алькасаре, 1910. Частная коллекция

Отражения в фонтане, 1908. Холст, масло, 58,5 х 98 см. Museo Sorolla, Мадрид

Скакалка, 1907. Холст, масло, 105х166 см. Museo Sorolla, Мадрид

Моя жена и дочери в саду, 1910 Холст, масл, 166 x 206 cм. Частная коллекция
Один из залов выставки посвящён живописным этюдам Сорольи к декоративным панно "Видение Испании", которые он выполнил для зала Испанского общества в Нью Йорке в 1912-1919 годах. На них изображены жители разных областей Испании в национальных костюмах. Здесь мы видим совершенно другую живописную манеру и сходство с работами других художников, писавших этно-сцены - с Альма-Тадемой, к примеру.

Невеста из Лагартеры,1912. Museo Sorolla, Maдрид

Жители Саламанки, 1912. Museo Sorolla, Maдрид
Как бы ни язвила пресса в адрес Сорольи, как бы ни сетовала на отсутствие в его живописи такой же глубины, как у предшественников, современников или модернистов, как бы ни называла его живописцем "второго ряда", ни восклицала "не всем же быть Моне, кто-то должен быть и Сорольей!" - у испанского художника есть свой стиль, и запомнится он зрителям вот такими залитыми солнцем и насыщенными воздухом полотнами.

Прогулка по пляжу, 1909. Холст, масло, 205х200 см. Museo Sorolla, Мадрид

Сиеста, 1911. 200х201 см. Museo Sorolla, Maдрид
Последний написанный художником пейзаж - сад с пустым креслом Сорольи - как прощание со зрителями.

Сад у дома семьи Соролья, 1920. 125 х 103 см. Museo Sorolla, Maдрид
Небольшое видео с выставки дополнит представление о ней. Выставка открыта до 7 июля 2019 года.
Journal information