В Вену нас занесло[волной Айвазовского]http://alexspet.livejournal.com/2667.html. Очаровательный город, живо напомнивший мне родной Киев моего детства, когда в нем тоже регулярно мыли улицы (пусть и без шампуня), воздух был чист и благоухал речной свежестью, а из крана в нашей квартире текла вкусная артезианская вода.
В Вене очень много музеев, самых разных, включая Музей З.Фрейда и Музей секса. Обойти их за четыре неполных дня командировки невозможно, но я не слишком переживала по этому поводу, так как предметом моего музейного вожделения был Веласкес в Музее истории искусств.
Советские музеи не могли похвастаться обилием картин Веласкеса: кроме раннего "Завтрака" из Эрмитажа и "Портрета инфанты Маргариты" из Киевского музея Богдана и Варвары Ханенко (картинки наверху), которых относили к работам Веласкеса, изучать творчество великого испанца было не на чем. Если не считать альбомы, конечно, которых в то время тоже было немного, и были они не лучшего полиграфического качества. Так что искусствоведы-испанисты советского времени представляли собой нечто вроде тайной закрытой секты.
Большинство работ Веласкеса находится в музее Прадо в Мадриде. Придворный живописец Филиппа IV оставил много прекрасных изображений инфанты Маргариты в разном возрасте, но, кроме музея Прадо, лучшие из них находятся в Музее истории искусств в Вене. И, главное, три замечательных портрета инфанты представлены в открытой экспозиции этого музея в одном зале - любуйся и сравнивай сколько угодно! По остроумному замечанию моей коллеги, у них там - просто "клумба с маргаритками". Как вы, должно быть, уже поняли, меня влек в этот музей неудержимый искусствоведческий зуд - увидеть воочию, чем отличается киевский Веласкес от венского.
Чем он отличается от эрмитажного, думаю, понятно: раннее полотно с изображением трапезы в духе Караваджо настолько непохоже своей живописной манерой на киевский портрет инфанты, что сравнивать их и в голову не приходит. Кроме того, сравнивать полагается сюжетно и композиционно близкие полотна, так что жанровая сцена и портрет для сравнения не подходят изначально.
Еще со времени начала моей музейной карьеры, когда я, в качестве научного сотрудника Киевского музея западного и восточного искусства, как назывался тогда Музей Богдана и Варвары Ханенко, водила экскурсии, в моей памяти остались множество замусоленных фраз о богатстве цветовой палитры, благородстве живописной манеры и о том, что "сложность, богатство и выразительность живописного языка Веласкеса неотделимы от внутреннего содержания образа инфанты(sic!), в котором удивительно тонко соединились холодная замкнутость наследницы престола и трогательная незащищенность ребенка". Всем научным коллективом мы дружно искали в полотне те самые "валёры", которыми был славен испанец, и которые были непременным атрибутом цветовых приемов великих колористов.
Если хотите мгновенно и ярко представить себе, что за ... штука такая эти валёры, вспомните, как выглядит белая стена дома в летний, но пасмурный день - вот эти
Написана киевская Маргарита и в самом деле виртуозно: из легкой дымки розовато-белых и серых тонов на ваших глазах возникают и плотные блестящие изломы атласа,и невесомые прозрачные слои кисеи, и вспышки красных лент, и мерцание золотых украшений. Никакой иллюзорности в живописи платья нет, а все особенности этого наряда можно прочувствовать, а не только увидеть изумленным взглядом.
У картины замечательная история бытования: совершенно лояльно она переходила из одной коллекции в другую, пока не была куплена Богданом Ивановичем Ханенко на аукционе в Берлине в 1912 году, где распродавалась гамбургская коллекция Вебера. Заключение о принадлежности этого полотна кисти Веласкеса было подписано Максом Фридлендером, долгое время бывшим хранителем коллекций Берлинского музея кайзера Фридриха. Специализировался Фридлендер, правда, на нидерландском и немецком искусстве 15-16 веков, но был авторитетным знатоком живописи. Так что любителям заговоров и конспирологических версий поживиться в истории киевской инфанты особо нечем: ни гордый обладатель киевской инфанты, ни сотрудники созданного в 1919 году музея ничего не придумывали, и авторства Веласкесу не приписывали. А разговоры о возможности другого авторства, тем не менее, время от времени в искусствоведческих кругах возникали.
Вот теперь вообразите, каков был у меня азарт накануне встречи с венскими портретами Маргариты.
Вы спросите, а откуда уверенность, что венские Маргариты - кисти Веласкеса. В коллекции Венского музея истории искусств довольно много также портретов Маргариты работы других художников, копий, реплик, повторений. Но вот те три, что находятся в зале музея, куда я так стремилась, написаны были Веласкесом для будущего супруга инфанты Маргариты, которая, как и положено принцессе королевской крови, с младенчества была "просватана" за принца австрийской короны Леопольда - будущего императора Леопольда I. На портретах ниже инфанта изображена в возрасти трех, пяти и восьми лет. Последняя картинка кликабельна - можно полюбоваться фактурой живописи в крупном масштабе.
В том же зале, где находятся портреты инфанты Маргариты, рядом с одним из них висит и семейный портрет работы зятя Веласкеса - художника Хуана Баутиста Мартинеса дель Масо, изобразившего свою семью в мастерской.
Неблагодарное дело - пытаться объяснять разницу живописных оригиналов на цифровых изображениях, пусть даже и самого высокого качества, а репродукция картины дель Масо - не лучшего качества. Вам остается поверить мне на слово: увиденные оригиналы не оставили у меня сомнений, что автор киевской инфанты - не Веласкес, а скорее его зять. Что не Веласкес - точно, так как не может быть эскизом к большому портрету из музея Прадо, каковым считали киевский портрет, картина, написанная в совершенно отличной от всех венских портретов инфанты живописной манере. А на манеру дель Масо, насколько я могла судить по одной виденной мной работе в венском музее, наш портрет очень похож. Чтобы делать окончательные выводы об авторстве, сотрудники музея Ханенко сейчас проводят химические и физические технологические исследования живописного слоя картины.
Памятуя о комментарии к одному из моих прошлых постов, что нормальный зритель, в отличие от искусствоведа, обладает преимуществом просто наслаждаться живописью, а не истязать себя сравнениями и смыслами изображенного, хочу поинтересоваться у таких зрителей, станут ли они с тем же удовольствием взирать на работу мало известного, хоть и хорошего живописца дель Масо, с каким смотрели бы на портрет работы его великого тестя Веласкеса?
Сразу предупрежу, что над моими чувствами великие имена определяющей власти уже не имеют. А вот для большинства посетителей музея имя "Веласкес" значит очень много в табели о рангах художников. И для того, чтобы изменить их взгляд на живописные достоинства портрета работы дель Масо, пришлось бы напрячься не только сотрудникам музея Ханенко, но чуть ли не всему мировому сообществу искусствоведов и музейщиков, чему, как вы понимаете, не бывать. И если в наши дни мы можем наблюдать, как стремительно можно создать имидж любому художнику, музыканту, певцу, то в рейтингах художников ушедших эпох изменить что-либо вряд ли удастся: как ни взбивай сливки для нового торта, но если, по традиции, в Вену едут отведать шоколадный торт "Захер" в кондитерской отеля с таким же названием, то есть будут именно этот торт в этой кондитерской, как бы неблагозвучно не было его название.
P.S. К большому огорчению музея Ханенко, на данном этапе портрет совсем "потерял" имя автора: по результатам технологических исследований, которые зам. директора по научной деятельности музея Живкова Е.В. возила в музей Прадо, их эксперты сделали вывод, что это даже не зять Веласкеса - дель Масо, а "его школа", т.е. условный круг художников, работавших в его мастерской. Представляете, как огорчительно не просто утратить "брендовое" имя в коллекции, а вообще перевести произведение до поры до времени в "творения неизвестного мастера"? В музейном закулисье, как я его называю, ещё и инерция велика: это оборотная сторона опоры на традиции и некоторой перестраховки - прежде , чем что-нибудь резко менять, нужно двадцать раз проверить. Без этого ошибок будет ещё больше, потому что, как известно, сколько людей - столько мнений. Истина требует мужества признать её, тогда откроются новые горизонты знаний.)))
Journal information